Глава 26

Закрыв глаза, он лежал на койке — словно спал. Никогда я еще не видел его таким спокойным. Дренг укрыл его до подбородка моим одеялом, умыл ему лицо и расчесал волосы.

— Когда начался штурм, я не смог его перенести в башню, — рассказывал Дренг. — Он был слишком тяжел, слишком болен. Спина стала совсем черной, очень горячей. Он приказал, чтобы я уходил, потому что он все равно уже покойник. Сказал, что так или иначе — не убьют враги, так убьет эта... фекция. Да, им его убивать не пришлось...

Учитель и друг. Они его все же убили... Он стоил больше, чем все население этой зачуханной планетки. Дренг дотронулся до моей руки, и я отдернул ее, сердито повернувшись к нему. Он протягивал мне какой-то сверточек.

— Я украл для него кусочек бумаги, — пояснил Дренг. — Он хотел тебе написать. Вот.

Молча я развернул листок. На пол выпал вырезанный из дерева ключ. Я подобрал его и пробежал глазами написанное. Там был изображен план крепости, стрелка указывала на одну из комнат. Надпись гласила: ХРАНИЛИЩЕ. А снизу была приписка, сделанная твердым, разборчивым почерком.

«Похоже, дела мои настолько плохи, что увидеться с тобой мне не удастся. Сделай металлическую копию ключа — это от хранилища. Пока, Джим, приятно было познакомиться. Будь сильной крысой».

И подпись — тоже аккуратная. Я прочел имя — два раза. Нет, он подписался не одной из своих кличек, даже не Слоном. Он поставил там свое настоящее имя. Самое дорогое — зная, что я единственный человек во Вселенной, кто оценит такое доверие.

Навалилась страшная усталость, и я вышел из казармы. Дренг принес чашку воды. Да, отчего-то вдруг жутко захотелось пить — выпив чашку, я послал Дренга за следующей.

Ну вот и все. Конец. Он чувствовал его приближение, но беспокоился обо мне. Думал обо мне, когда смерть уже прикоснулась к нему.

Что дальше? Как мне быть дальше?

Все обрушилось на меня разом: усталость, боль, жалость. И прямо на солнцепеке я завалился на бок и уснул. Проснулся, когда было уже далеко за полдень. Дренг принес мне одеяло, подложил под голову и все время, пока я спал, сидел рядом.

О чем нам было говорить? Мы положили тело Слона на тележку и по дамбе отвезли на берег. Не одни мы были заняты скорбным трудом. Около дороги высился небольшой песчаный холм, на его травянистых склонах росли деревья. Вид на крепость открывался отсюда превосходный. И мы похоронили его здесь, не поставив над могилой ничего — ни памятника, ни знака. Этот жалкий мир был недостоин его. Хватит с него и того, что тут будет покоиться его тело. Если я и воздвигну памятник своему старшему другу, то за многие световые годы отсюда. Ничего, настанет время, и я исполню этот долг.

— Ну что же, Дренг, займемся теперь капо Доччи и его компанией. Да, мой добрый друг отрицал месть как метод, так что мстить я себе не могу позволить. Назовем это справедливым возмездием. Преступников надо исправлять. Вот только как?

— Я помогу тебе, хозяин. Сначала я не мог сражаться, боялся, а потом рассвирепел и теперь готов стать воином, как ты.

Я кивнул ему. Мысли обретали ясность.

— Знаешь, Дренг, война — это не занятие для настоящего фермера. Не лезь ты во все эти дела. Но запомни, как ты победил свой страх, тебе это в жизни поможет. И еще — Джим ди Гриз всегда возвращает свои долги — ты вернешься на ферму. Сколько стоит ферма?

Дренг опешил.

— Не знаю. Я никогда ферм не покупал.

— Это понятно. Но ведь кто-то же из твоих знакомых в курсе?

— Ну... Когда старый Квечи вернулся из армии, то заплатил вдове Рослер двести гроутов... Нет, двести двадцать...

— Отлично. С учетом инфляции пятисот гроутов тебе хватит. Держись со мной, парень, и ты получишь свое хозяйство. А теперь топай-ка на кухню и тащи еду, а я пока займусь планом действий.

Все это представлялось шахматной партией, которую разыгрываешь в уме. Дебют был практически очевиден. Если разыграть его по нотам, то партия обязана закончиться полной победой. И я сделал первый ход.

Капо Димонте развалился на троне — усталый, как и все мы, с покрасневшими глазами и бутылкой вина в руке. Я протолкался сквозь толпу офицеров, окружавших его. Он мрачно глянул на меня и махнул рукой:

— Уходи, солдат. Награду ты получишь. Я помню, ты отлично поработал сегодня. Но оставь меня, мне надо все обдумать...

— Затем я сюда и пришел, капо. Чтобы рассказать тебе, как разгромить Доччи. Я служил у него и знаю многие его секреты.

— Говори.

— Только наедине, капо.

На мгновение он задумался и махнул рукой. Остальные, недовольно ворча, вышли. Пока двери за ними не закрылись, капо прихлебывал вино.

— Ну, выкладывай. И побыстрее, а то у меня плохое настроение.

— У всех плохое. То, что я хотел рассказать без свидетелей, пока не имеет отношение к капо Доччи. Пока. Ты его разгромишь, в том нет сомнений. Но для этого надо привлечь на свою сторону капо Динобли со всеми его секретами. Что может быть лучше, когда во время нашего штурма все защитники крепости окажутся спящими?

— Не ври, Динобли соображает в таких вещах не больше, чем я. Да к тому же он еле ходит и последний год вообще лежит в постели.

— Я слышал. Но те, кто использует его крепость в своих целях, те, на кого пошли войной Черные монахи, — они-то понимают. И именно они помогут тебе.

При этих словах он выпрямился, глаза его заблестели, как у старого интригана. Коим, впрочем, он и был.

— Отлично. Ты и отправишься к ним. Посули им долю от добычи — ты, кстати, тоже ее получишь, если провернешь это дело. Иди и от моего имени обещай им все, что сочтешь нужным. Еще до конца этого месяца Доччи будет жариться на моем вертеле, его тело будет истерзано раскаленными гвоздями, голова...

Он продолжал разглагольствовать в том же духе, но мне это уже было неинтересно. Я сделал первый ход — пешкой. Теперь пора вводить в бой силы покрупнее. Я откланялся, оставив капо бормотать проклятия, размахивать руками и расплескивать вино. Слишком уж эти ребята неуравновешенны.

Дренг уже собрал наши скудные пожитки, и мы немедленно отправились в путь. Пока крепость не скрылась из виду, мы шли по дороге, а затем свернули к протекавшему неподалеку ручейку. Там, возле него, был лужок, куда мы и направились.

— Здесь мы останемся до утра. Я хочу отдохнуть и все хорошенько обдумать. Надо быть в форме.

Ночной сон освежил мой мозг, и все вроде бы встало на свои места.

— Дренг, — сообщил я парню, — это будет операция для одного человека. Мне неизвестно, какой прием я встречу, возможно, мне придется выбираться оттуда с боем. В общем, там мне может оказаться не до тебя. Возвращайся в крепость и жди меня там.

Стучаться в ворота не пришлось, там стояли двое здоровенных стражников. Я пересек поле, миновал останки боевых машин монахов, которые уже успели покрыться рыжим налетом ржавчины, и ступил на мост. И, старательно держа ружье стволом вниз, подошел к охране.

— У меня важное сообщение к тому, кто здесь распоряжается.

— Проваливай-ка, — меланхолично ответил тот, кто повыше, при этом он наставил на меня ружье. — Капо Динобли никого не принимает.

— Да мне дела нет до капо, — сообщил я, заглядывая через головы охраны во двор. А там как раз проходил человек в грубой одежде. В совсем обыкновенной одежде. Вот только под драными отворотами штанов блестели пластиковые башмаки.

— Желаю капо доброго здравия, — заговорил я, повысив голос. — Надеюсь, он регулярно принимает нейростимуляторы и его осматривает хороший геронтолог.

Стражник в недоумении зарычал, но мои слова предназначались вовсе не для его ушей. А человек, пересекавший двор, остановился как вкопанный. И медленно повернулся в мою сторону. На вытянувшемся лице горели пронзительные голубые глаза. Он молча оглядел меня, подошел и заговорил со стражниками — по-прежнему изучающе рассматривая меня:

— В чем тут у вас дело?

— Да ерунда, ваша честь. Лезут тут всякие.

— Пропустите-ка его. Хочу его кое о чем порасспросить.

Стража взяла на изготовку, и я прошел в ворота. Когда мы отошли настолько, что нас не могли услышать, человек обернулся ко мне и еще раз оглядел с немалым удивлением.

— Иди за мной. Хочу говорить с тобой с глазу на глаз.

И не проронил больше ни слова, пока мы не вошли в комнату и не заперли дверь за собой.

— Ты кто? — начал он с естественного, но слишком уж прямолинейного вопроса.

— Знаете, я хотел спросить о том же самом вас. Лиге, например, известно о вашей деятельности на этой планете?

— Лиге?! Разумеется! Это же вполне законный... — И тут он осекся. Помедлил, улыбнулся и продолжал: — Ну, это, во всяком случае, говорит о том, что ты с другой планеты. А ну-ка, присаживайся да рассказывай. А потом я решу, что именно я могу сообщить тебе о нашей работе.

— Что же, справедливо, — кивнул я и рухнул в кресло, а ружье положил на пол. — Итак, меня зовут Джим. Я был в экипаже венианского корабля, у меня возникли нелады с капитаном, и он высадил меня на этой вот чужой планетке. Вот и все.

Он взял блокнот и принялся записывать.

— Тебя зовут Джим, а фамилия твоя...

Я промолчал. Он нахмурился.

— Ладно, пока оставим. Как звали капитана?

— Думаю, сэр, пока придержать эту информацию. Пока вы не объясните мне, кто же вы.

Он отложил блокнот в сторону и откинулся в кресле.

— А что я могу рассказать тебе, так и не зная, кто ты? Как ты попал на Вению? Как называется столица твоей планеты? Как зовут депутата Галактического Совета от твоей планеты?

— О, все это было так давно, что я забыл...

— Не лги. Ты такой же венианец, как и я сам. Пока я не узнаю больше...

— А что вы хотите узнать? Меня зовут Джим, я подданный Лиги, в детстве меня было не оттащить от тривизора, всю жизнь я обедал у Максвина — оборот сорок два миллиарда, распространены по всей Галактике, — изучал молекулярную электронику, и еще у меня «черный пояс» по кемпо. Этого хватит?

— Возможно. Но ты сказал, что тебя высадили на эту планету с венианского корабля. А это — ложь. Контакты со Спайовентой запрещены.

— А это был незаконный контакт. Венианский грузовик привез сюда оружие. Это, например.

А вот это его уже сильно заинтересовало. Он немедленно схватил блокнот.

— Имя капитана...

Я молча покачал головой.

— Эту информацию вы получите, если организуете мой отлет отсюда. А сделать это вы в состоянии, поскольку, судя по вашим словам, находитесь здесь с ведома Лиги. Так что давайте торговаться. У меня в наличии достаточное количество гроутов, чтобы оплатить себе обратный билетик. Вы окажете мне небольшую помощь в решении одной совершенно частной проблемы, а я назову вам имя капитана.

Все это ему пришлось не по душе. Он напряженно размышлял, будто извиваясь на крючке, но соскочить с него так и не смог.

— Ну ладно, пока вы все это обдумываете, — предложил я, — расскажите хотя бы, кто вы и чем тут занимаетесь.

— Ты должен пообещать, что не откроешь этих сведений местным. Наша операция может оказаться успешной, если ее детали останутся в тайне.

— Обещаю, конечно. Никому из местных я ничем не обязан.

Он сцепил пальцы и снова откинулся в кресле, будто вознамерившись прочесть лекцию. Увы, мое предположение оказалось верным.

— Я — профессор Ластиг, из Елленбогенского университета, где занимаюсь прикладной социоэкономикой. Должен сказать, что отделение прикладной социоэкономики и создано мной, поскольку наука это относительно новая, достаточно недавно отделившаяся от социоэкономики собственно...

Я заморгал — чтобы не осоловеть и не заснуть. Вот из-за таких-то учителей и я дал деру из школы...

— ...Годы трудов и переписки, чтобы добиться осуществления нашей мечты. Практического приложения наших теорий. Труднее всего было убедить чиновников Лиги — виной всему принцип невмешательства. В общем, нам удалось их убедить, и они позволили осуществить этот проект при условии особых мер контроля. Кто-то мрачно пошутил — ну, хуже, чем там есть, мы все равно сделать не сумеем. То есть мы проводим операцию на уровне технологического развития этой планеты, из чего следует, что наш план будет работать и тогда, когда мы отсюда уйдем.

— Что же конкретно вы делаете? — вмешался я. Тот запнулся.

— Как?! Но я же только об этом и говорю?

— Простите, профессор, но вы излагаете мне теорию. Не могли бы вы мне пояснить, чего вы хотите добиться?

— А, ну если вы хотите вести разговор в обывательских терминах... Что ж, извольте... Мы рассчитываем изменить саму основу местного общества, ни больше и ни меньше. Вывести эту планету из примитивного состояния с помощью кнута, пряника, чего угодно. После раскола Спайовента пришла к весьма отвратительной форме военного феодализма. Вообще военный феодализм выполняет важную роль в эпохе раздробленности. Он поддерживает общую структуру власти, позволяет различным этническим группам защищать и сохранять себя...

— Что-то я тут не приметил ни защиты, ни охраны.

— Именно. Потому-то военные феодалы и должны уйти.

— Отлично. Рассчитывайте на меня — с превеликим удовольствием ухлопаю парочку!

— Насилие — это не наш метод. Оно не только отвратительно, но и запрещено для всех подданных Лиги. Наша задача тут состоит в создании независимого правительства. Для этого мы стимулируем развитие промышленности. Это повлечет за собой интенсификацию денежного обращения и положит конец натуральному обмену. Накопив капиталы, правительство сможет ввести систему налогов, и те пойдут на содержание общественных служб. Для этого, разумеется, придется создать институт права. Что будет стимулировать централизацию, рост коммуникативности, развитие общественного сознания.

Звучало все это просто великолепно — хотя налоговую систему я, например, люблю не слишком. И с институтом права у меня отношения напряженные. Но все же лучше, чем капо.

— В теории все выглядит прекрасно, — согласился я. — Но как вы сможете осуществить все это на практике?

— О, просто! Предлагая более качественные услуги по более низким ценам. Потому-то Черные монахи и решили напасть на нас. Религиозны они не больше, чем моя шляпа. Орден просто служит для сохранения монополии на технологию. А мы эту монополию ломаем, и, понятно, им это не по нраву.

— Очень хорошо. Ваш план замечателен, и я желаю вам всяческих удач. Но мне необходимо еще кое-что сделать перед тем, как выбраться из этого отхожего места. Чтобы помочь вам в деле разрушения монополии на технологию, я готов приобрести у вас партию усыпляющего газа.

— Это невозможно. На сделки подобного рода мы не имеем права идти. Кстати, я уже вызвал стражу — ты останешься здесь. Потому что слишком много уже знаешь о нашей деятельности.